Слово времена и теперь имеет много значений, и прежде отличалось тем же. Оно обозначало и дли­тельность времени вообще, и определенный час, и пору — все, что связано с большей или меньшей длительностью. Даже надстрочные знаки в рукопис­ных текстах, которые обозначали долготу гласного, звались временами. А название древнейшей русской летописи начинается так: «Сс повести временных лет...», что удачно передано пушкинским:

И те особенности глагола, которые связаны с обозначением действия во времени, тоже издавна назывались временами. Вот об этих-то временах и пойдет наша речь.

Вдумайтесь в присказку: «В некотором царстве, в некотором государстве...» Тавтология — повто­рение одного и того же? Что царство, что государ­ство — все едино? Простое усиление, как принято в сказках?

Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой...

Ни в коем случае! Это сказочное уточнение, вводящее нас сразу во время и в место действия: в некотором царстве указывает какое-то неопреде­ленное время, потому что когда-то, очень давно, со словом царство связывали не территориальное рас­положение какого-то государства, а время его суще­ствования.

До сих пор историки говорят, например: царство Сасанидов, эпоха Первого царства. А вот в неко­тором государстве, действительно, указывает нам место действия, такое же загадочное и столь же не­определенное. Так что никакой тавтологии первона­чально здесь не было.

Нет тавтологии и в жилн-были...

Вы уже прочли рассказ, в котором говорилось о жили-были. Вот какое длинное предложение! По-древнерусски я должен был передать эту свою мысль так: «Вы есте чли жили-были». И не нужно никаких уже, и никаких про- в прочли, и никаких о (о жили-были), все ясно и так. В самой конструк­ции фразы со сложным прошедшим временем все эти оттенки, связанные со временем действия, пере­даются формой глагола.

Глагольных времен в древности было много, каждое со своим смыслом и для своих целей. В тех иностранных языках, которые вы изучаете в школе, можно найти некоторое сходство с древней славян­ской системой глагольных времен. Например, так же как в современном английском, у наших предков были основные, главные времена и относительно им подвластные, так называемые исторические вре­мена.

В обычном повествовании употреблялись главные времена: настоящее и простое прошедшее, которое ученые обозначили термином «аорист». Как его на­зывали в древности сами славяне, мы не знаем. Раз­личались аорист и настоящее время окончаниями: хо­дить и ходять — настоящее время 3-го лица, ходи и ходиша — аорист того же 3-го лица в единственном и множественном числе. Вместо того чтобы сказать они ходили, говорили просто: ходиша. И без место­имения, и вообще без подлежащего каждому было ясно, что ходило много людей, но никого из присут­ствующих при разговоре там не было (ходили совсем другие люди), что это их хождение нс связано ни с какими другими их действиями, существует само по себе и уже завершилось. Видите, сколько подтекста в коротком тексте из одного слова!

Форма ходили в то время сама по себе нс употре­блялась, была только кусочком другого глагольного времени, которое называлось «перфект». Ходили суть — так выглядело это время в форме 3-го лица множественного числа. С этой формой связано не просто сообщение о действии: ходили — и все тут. Нет, эта форма имела свой собственный подтекст: ходили, но результат этого хождения, его отдален­ные последствия существуют еще и в момент речи; они представляются важными еще и тогда, когда со­беседники вспоминают поход.

Почему обязательно — поход? Потому что в летописях глагол ходити всегда связан с военным походом на соседние земли. «Ходиша новгородци к Смоленску» — простая констатация факта: был поход.

А вот другое сообщение Новгородской летописи: «И не сведаем, откуду суть пришли.» Пришли не­известно откуда враги, они не просто пришли: го­рестные последствия их прихода налицо, связаны с моментом записи.

А вот и другой рассказ — об очень отдален­ных событиях, последствия которых вовсе забы­ты: «Пришли бо бяху в 7 лодии» — враги (когда-то очень давно) приходили на семи кораблях. Такое прошедшее время, с другим значением и с другим вспомогательным глаголом, теперешние ученые на­зывают «плюсквамперфект». А еще были глаголь­ные времена, которые в современных исторических грамматиках называются «имперфект», «футурум экзактум» (вот как сложно и непонятно, на латин­ский образец), были и другие, о которых здесь и вспоминать не будем. Все они вместе, завися друг от друга, служили важной цели — соотнести по­следовательность времен с реальным действием в прошлом или в будущем. Попробуем в этом клубке разобраться.

Предлагаю вам начало рассказа о том, как рус­ский князь Ярослав Мудрый узнает о смерти отца (Владимира Красно Солнышко), и о том, что его брат одного за другим устраняет со своего пути пре­тендентов на Киевский престол:

(1) Слыша Ярослав яко отец его умре,

(2) а Святополк седе в Киеве, избивая братью свою,

(3) уже бо бе Бориса убил и на Глеба послал есть...

Причастия в этом тексте также играют активную роль, передавая последовательность действий в строгом соответствии с обстоятельствами дела.

В первой части одно предложение, но две мыс­ли: отец умер — сын это узнал. Действующие лица разные, поэтому оба действия уравнены в граммати­ческих правах, оба переданы прошедшим временем, простым прошедшим временем, которое вы уже знаете: аористом.

Во второй части две мысли, но одно действующее лицо: Святополк сел (то есть стал править) в Киеве и при этом убивал своих братьев. Главное действие опять-таки передается простым прошедшим време­нем (седе), второстепенное же действие происходит одновременно с главным и поэтому обозначено при­частием настоящего времени (избивая).

В третьей части раскрываются предшествующие этому события. Оказывается, Святополк Окаянный (именно так его стали называть в народе после зло­дейского убийства братьев) уже успел убить своего брата Бориса. Передается прошедшее завершенное действие, результаты которого в момент основного действия уже несущественны. Убийство совершено только-только, но для общей линии рассказа оно яв­ляется уже давним, употреблена форма плюсквам­перфекта, то есть преждепрошедшего времени (бе убил). Давним же это событие становится потому, что одновременно с тем готовится новое преступле­ние, убийство самого младшего из братьев, юного Глеба: «и на Глеба послал есть» (убийц). Это пер­фект: нужно подчеркнуть, что результаты действия еще важны, что еще можно остановить руку убий­цы. Действие совершено, убийцы посланы, однако его конечного результата еще нет.

Вот сколько слов нам понадобилось, чтобы ис­толковать короткое древнерусское сообщение, «про­честь» грамматический подтекст этих двух десят­ков слов. А ведь здесь всего лишь три глагольных времени из по крайней мере девяти, возможных в древнерусском тексте! Легко себе представить всю сложность картины, если иметь в виду все типы времен древнерусского языка. В одних окончаниях запутаешься.

Впрочем, и по нашему тексту видна последова­тельность событий.

Основные действия героев выражены глаголь­ными формами аориста. Аорист — важная форма в древнерусском рассказе. Последовательная цепь аористов в тексте составляет основную структуру содержания, она передает неуклонное развитие дей­ствий в их реальной последовательности: слыша, умре, седе. Аорист — просто прошедшее время, он отмечает прошлое действие, не указывая ни его длительность, ни его отношения к другим действи­ям. Это объективная, эпическая форма прошедшего времени, недаром ее так любили летописцы.

Дополнительное действие передается формой причастия, как бы дополнительным сказуемым. Это действие также связано с главными героями, оно происходило одновременно с главным (седе... изби­вая).

Второстепенные действия связаны уже с други­ми действующими лицами, направлены на них и, как правило, произошли до начала основного дей­ствия. Вот тут-то и нужны перфектные времена с их оттенками значения (бе убил, послал есть).

Так, чтобы разобраться во всем этом сложном пересечении действий, действующих лиц, причин и следствий, последовательности времен, нам требу­ется знание древней системы грамматических отно­шений и тщательный анализ текста. Стоило только позднейшему переписчику заменить одну форму другой, например ставший непонятным аорист ка­кой-нибудь формой перфекта, — и моментально из­меняется смысл предложения, внутренняя зависи­мость действий друг от друга.

Примерно пять столетий, с XII по XVII век, вос­точные славяне упрощали систему глагольных вре­мен.

В конце концов, у форм времени осталось толь­ко одно значение: передавать отношение действия к моменту речи. Так на место сложной системы вре­мен пришло четкое противопоставление трех вре­мен: делал — делаю — буду делать.

Последовательность действий передается у нас либо порядком слов, либо включением в предложе­ние поясняющих слов, таких, как уже, потом, вско­ре и т. д.

Чтобы выразить длительность действия, мы ис­пользуем совершенный или несовершенный вид: шел — пришел. Противопоставление глаголов по виду — специфически славянская особенность, во многих языках мира ее нет. Но в тех языках, где гла­голы не различаются по виду, сложная система вре­мен. Вот почему англичанину трудно изучать рус­ский язык, а русскому — английский.

Значения форм времени последовательно изме­нялись, но сами-то формы частично сохранились, используются иногда как средство стилистического или грамматического выделения. Например, плю­сквамперфект мы с вами используем, чтобы пере­дать незавершенное в прошлом действие.

«А пришедши домой, сел было обедать, есть не наел, только ложкой намутил» (И. Бунин).

«Не того было хотелось, да так сталось» (В. Даль).

И аористные формы доносят до нас дыхание про­шлого. Например, произнося чу! — мы пользуемся древней формой аориста.

Разумеется, сокращение количества времен от­разилось и на каждом отдельном глаголе. Теперь от­падала надобность во многих формах времени или лица. Особенно сильно изменился тот глагол, кото­рый стал связкой. Зачем ему его многочисленные формы, если он имеет одно-единственное значение? Нужно рыться в исторических романах, чтобы вы­искать там какую-нибудь старую форму этого гла­гола.

«Да соблюдается до века Русь, ей же благодеял еси!» — О ком говорится?

«Грешники есмы, доколе солнце светит!» — О ком говорится?

«Есте спасители роду своему и помним о вас днесь» — О ком говорится?

Только по форме связки и можно судить о лице — адресате высказывания. В первом случае — обра­щение ко 2-му лицу: «Ты творил благо»; в третьем случае то же самое, но по отношению ко многим

лицам: «Вы спасители». Во втором предложении — измененная форма 1-го лица множественного чис­ла — «Все мы грешники».

Теперь мы не употребим этих форм, в значении настоящего времени сохранилась лишь одна фор­ма — форма 3-го лица единственного числа — есть: я — есть, ты — есть, он — есть, мы — есть... А форма 3-го лица множественного числа стала суще­ствительным суть: суть дела. И сочинители истори­ческих романов не всегда точно передают исконные значения наших форм. Например, Алексею Чапыги­ну нравится форма есте — и он ставит ее для всех лиц и чисел:

«Кто же ты есте?» — а надо бы еси.

«Сия есте первая буква, именуемая — аз! Что есте аз?» — а надо бы — есть.

Ничего страшного, это ведь несерьезно, простое подражание старинной речи, аромат времени. Вре­мени... Но с точки зрения истории языка абсолютно все равно: все время во всех случаях употреблять форму есть (как мы теперь) или форму есте (как ге­рои у Чапыгина). Вот и получается: язык художе­ственного произведения современный, понятный, а впечатление древности налицо.

И многие другие глаголы перестроились и под­равнялись. Некоторые из них, прежде вполне са­мостоятельные, совпали в одном слове и теперь пугают младших школьников сложностью своего спряжения. Бежать, хотеть — к какому спряжению относятся теперь эти глаголы? К первому? Тогда по­чему возникли формы бежит и хотят? Ко второму? Но тогда откуда формы бегут и хочет?